Густаво Самбрано Ромеро рассказал «Русскому миру», как 18-летним студентом постигал русский язык и культуру, как шлифовал произношение на романтических прогулках и в студенческих отрядах и как искал работу в антисоветски настроенной Колумбии. И, наконец, зачем доктор физико-математических наук решил в 60 лет взяться за перевод русской классики.
На учёбу в СССР
– Ваша семья как-то связана с Россией или наукой?
– Нет. Я родился в Кали, в 1950-е годы это был довольно провинциальный маленький город. Моя семья принадлежала к средним слоям, ни бедная, ни богатая. Отец долгое время работал в банках, потом перешёл в американскую компанию, которая производить картонные изделия. Моя мама, как многие женщины в то время, была домохозяйкой. Они не оканчивали университетов, только школу, и это считалось нормальным тогда. Кстати, женщины в Колумбии получили право голосовать только в конце 1950-х или начале 1960-х.
Наша семья была небогатой, но отец постарался дать мне хорошее образование, я учился в платной школе. Не из самых богатых, но очень хорошая, в особенности в области преподавания математики и физики. Мы учились 12 лет, и примерно с 10-го класса я начал интересоваться физикой, философией, психологией. И ещё я увлёкся наукой и Советским Союзом, я выписывал журнал «Советский Союз». Большую роль в моей жизни в это время сыграл один из учителей, он открыл для нас другой мир. Как будто я спал, и вдруг проснулся, упала пелена.
– Как во времена вашей юности в Колумбии относились к СССР?
– В 1953-м году в Колумбии был переворот, страну возглавил диктатор Густаво Рохас Пинилья, и он прервал отношения с Советским Союзом. Они восстановились в 1968 году. Долгое время люди были под влиянием мифов вокруг СССР о разных ужасах. Например, о том, что рождающихся в стране детей государство забирает себе для воспитания. Много было разных мифов, которым верили люди, которые не читали и не интересовались. Среди думающей молодёжи, напротив, было много поклонников Советского Союза, прогрессивные движения.
– Как вы попали в советский Университет дружбы народов (сейчас РУДН)?
– После окончания школы я поступил сразу в три университета. Поскольку родители не могли содержать меня в другом городе, в 1970-м году я стал учиться в Кали в том университете, в котором сейчас преподаю. В Колумбии политическая ситуация среди студентов была довольно бурной в то время. Получилось так, что в результате некоторых событий университет закрыли, а я успел окончить первый семестр. И тогда я решился… Подал в Дом дружбы между Колумбией и Советским Союзом заявление на грант, говоря современным языком. Сдал экзамен и получил возможность отправиться в Союз на учёбу. Всё было оплачено, вплоть до билета. На протяжении учёбы мы получали стипендию, все условия были созданы. В августе 1971 года 18-летним мальчиком я отправился в Советский Союз, я к тому времени и по Колумбии-то совсем мало ездил. Отцу пришлось писать письмо с разрешением на выезд, потому что я был несовершеннолетним.
– Как родители отреагировали на ваш отъезд?
– Это были времена холодной войны, и родители, будем говорить так, беспокоились. Но они почувствовали, нужно отдать им должное (особенно отцу, который всё решал в семье), что мои желания и возможности шире, чем то, что я мог получить в то время в Колумбии. И поняли, что меня нужно отпустить.
Презентация перевода в Клуб любителей русской литературы
Человек «оттуда»
– Русский язык пришлось учить с нуля?
– Да, по приезде в Москву я не знал абсолютно ничего, кроме «да», «нет» и «привет». В Доме дружбы были курсы русского языка, но я их не проходил, потому что они были в Боготе. В Университете дружбы народов были отличные преподаватели, которые специализировались на обучении русскому языку иностранцев. Нас разбили на подгруппы, я оказался среди испаноговорящих студентов, и начались занятия по русскому языку. Знаете, многие колумбийцы уезжают в США и изучают английский язык на улице. В этом случае лексикон не может быть широким, и человек не узнаёт сущность языка. В СССР я получил возможность изучить русский язык у профессионалов.
Первый семестр мы интенсивно изучали русский язык, потом нам начали давать математику и химию на русском языке с терминологией. Начиная со второго семестра, мы шли на факультет. Учёба заняла шесть лет, в конце шестого года я получил диплом физика и магистра. После этого я вернулся в Колумбию, а спустя несколько лет поступил в аспирантуру в СССР.
– Что было самым сложным в изучении русского языка?
– Говорят, самое сложное – русский алфавит. Не только это, алфавит можно выучить. Сложности начинаются с фонетики, около 5 – 7 звуков русского языка отсутствуют в испанском. Например, «ы». Сказать «был» испаноговорящему человеку очень непросто. А ещё «ж», «ш», все варианты шипящих. Ещё сложнее падежи, склонения. Можно говорить, как Тарзан, то есть не склоняя слова. И можно будет понять, но звучит это настолько плохо, что никто не захочет с тобой разговаривать. У меня математический склад ума, я сразу понял, что нужно изучить все эти сложные моменты, чтобы освоить язык.
– Советский диплом помог вам в трудоустройстве в Колумбии?
– Не сразу, нужно было бороться. Холодная война ещё шла, на меня смотрели, как на человека «оттуда», у которого неизвестно какие мысли в голове после возвращения из СССР. Естественно, вернувшись оттуда, мы распространяли русскую культуру и советские идеи, потому что мы были благодарны за то, что СССР дал нам всё. О трудоустройстве: я начал давать лекции – по часам, когда нет контракта, брал три курса, работал днём и вечером. Было трудно. Потом удалось устроиться учителем на постоянной основе. Но, в конце концов, советское образование помогло, особенно после окончания аспирантуры в СССР. Я писал работу в области физики плазмы и хотел продолжать развиваться в этой сфере, для чего и пошёл в аспирантуру.
Постепенно отношение к СССР в Колумбии менялось. Как говорится, солнце не закрыть руками. Многие стали понимать, что эта страна первой отправила человека в космос и добилась огромных достижений в ядерной физике и других сферах. Кроме того, в Колумбии знали и читали русских классиков XIX века – Толстого, Достоевского, Чехова и так далее.
Тургеневских птиц в Колумбии нет
– Почему преподаватель физики, специалист в области физики плазмы решил взяться за перевод Тургенева?
– Тут как всегда есть субъективные и объективные моменты. Начну со студенческих лет. Приехав в СССР в 18 лет, я очень близко принял русскую культуру и сумел почувствовать русский народ, найти его суть. Для себя, разумеется. Я работал в стройотрядах, дважды выезжал в Сибирь, один раз в Среднюю Азию. И общался очень много.
Важный момент – в России я впервые влюбился. Она училась на филологическом факультете, состояла в комсомоле и была дочерью полковника Генштаба. Я не мог приходить к ней домой, поэтому мы много ходили по улицам, она читала мне стихи. Я обожаю Есенина, Блока, Лермонтова… Всё это она мне читала, погружая меня в этот мир. Кроме того, эта девушка, а наша любовь продолжалась два года, старалась сделать так, чтобы я говорил по-русски без ошибок. То есть отшлифовать мой русский язык, в том числе для того, чтобы не так бросалось в глаза, что я иностранец. По виду я вполне мог сойти за грузина, допустим, но разговор – дело другое. И дело пошло: уже на третьем курсе я читал Достоевского по-русски, он мой любимый писатель, кстати говоря.
– Но одно дело любить русскую классику и другое – захотеть перевести её на испанский язык…
– Расскажу, как это получилось. В моей библиотеке много классиков и не только, в отпуске я много читаю. Однажды я снял с полки роман Тургенева «Накануне». Ближе к концу есть момент, когда главные персонажи Инсаров и Елена отправились в Болгарию. Напрямую они ехать не могли и поехали через Италию. Там есть кусок, где они оказались в Венеции, и это описание произвело на меня очень сильное впечатление. Это всего одна страничка. И чтобы моя жена могла тоже это прочесть, я сел и перевёл этот кусок, как мог. Супруге понравилось, она тоже любит русских классиков.
У меня есть товарищ-колумбиец, он геолог и живёт в Мексике, при этом он серьёзно занимается переводами русской литературы – переводил Ахматову, Мандельштама, Блока и других. Я отправил ему свой перевод, и он дал высокую оценку. «Почему бы тебе не перевести всю книгу?», – сказал он. Моя первая реакция была: «Ты с ума сошёл?» У меня не так много свободного времени, у меня студенты, аспиранты, гранты… Но что-то осталось во мне после нашего разговора, и я взялся за перевод.
Это заняло два года, я работал по субботам и воскресеньям. Плюс написал комментарии внизу страниц, объясняя некоторые моменты, неизвестные испаноговорящему читателю. С этого времени я начал переводить.
Конечно, хочу издать, разговариваю с издателями. Кроме того, планирую начать переводить Достоевского. Думаю, браться за «Преступление и наказание» или «Братьев Карамазовых» не стоит, меня привлекла повесть «Кроткая» – это сильнейшее психологическое произведение. Я прочитал его ещё в молодые годы, и после этого отправился в Ленинград, чтобы увидеть город Достоевского.
– Какие трудности возникали у вас при переводе?
– Когда я вернулся в СССР для учёбы в аспирантуре, я достиг ещё большего уровня владения русским языком. Говорю это не для хвастовства. Я мог зайти в пивной бар, разговаривать час-полтора с русским человеком, и он не догадывался, что я иностранец. О трудностях при переводе… Я читаю без словарей, но перевод – другое дело. Когда я читаю, я чувствую слова, знаю, что хочет передать писатель. В словарь приходится заглядывать, когда встречаются названия птиц, которых в Колумбии нет, или растений, масти лошадей, например. В этом мне очень помогает русско-испанский словарь, который я очень берегу.
– Как вы поддерживаете свой русский язык, живя много лет в иноязычной среде?
– Общением с русскими друзьями, чтением русской литературы и российских газет. Но главное – багаж знаний и опыта, который я привёз из Советского Союза. Благодаря ему Россия и русский язык навсегда в моей голове и сердце.
Сергей Виноградов
Фонд "Русский мир"
18-19 июня в Москве при организационной поддержке Секретариата Правительственной комиссии по делам соотечественников за рубежом (ПКДСР) состоялось 49-е заседание Всемирного координационного совета российских соотечественников, проживающих за рубежом (ВКСРС).
Всемирный координационный совет 
ВКСРС